Самгин видел, как лошади казаков, нестройно, взмахивая головами, двинулись на толпу, казаки подняли нагайки, но в те же секунды его
приподняло с земли и в свисте, вое, реве закружило, бросило вперед, он ткнулся лицом в бок лошади, на голову его упала чья-то шапка, кто-то крякнул в ухо ему, его снова завертело, затолкало, и наконец, оглушенный, он очутился у памятника Скобелеву; рядом с ним стоял седой человек, похожий на шкаф, пальто на хорьковом мехе было распахнуто, именно как дверцы шкафа, показывая выпуклый, полосатый живот; сдвинув шапку на затылок, человек ревел басом...
Неточные совпадения
Тихо было все на небе и на
земле, как в сердце человека в минуту утренней молитвы; только изредка набегал прохладный ветер
с востока,
приподнимая гриву лошадей, покрытую инеем.
— Ну, пожалуйста… отчего ты не хочешь сделать нам этого удовольствия? — приставали к нему девочки. — Ты будешь Charles, или Ernest, или отец — как хочешь? — говорила Катенька, стараясь за рукав курточки
приподнять его
с земли.
Самгину показалось, что Николай
приподнял солдата от
земли и стряхнул его
с ружья, а когда солдат повернулся к нему спиною, он, ударив его прикладом, опрокинул, крича...
Дядья, в одинаковых черных полушубках,
приподняли крест
с земли и встали под крылья; Григорий и какой-то чужой человек,
с трудом подняв тяжелый комель, положили его на широкое плечо Цыганка; он пошатнулся, расставил ноги.
— Хорошо, хорошо! Я не сержусь!.. Ты ведь больше не будешь. — Она
приподняла его
с земли и старалась усадить рядом
с собою.
Дойдя до холмика, они уселись на нем все трое. Когда мать
приподняла мальчика
с земли, чтобы посадить его поудобнее, он опять судорожно схватился за ее платье; казалось, он боялся, что упадет куда-то, как будто не чувствуя под собой
земли. Но мать и на этот раз не заметила тревожного движения, потому что ее глаза и внимание были прикованы к чудной весенней картине.
Саша прошел за угол, к забору,
с улицы, остановился под липой и, выкатив глаза, поглядел в мутные окна соседнего дома. Присел на корточки, разгреб руками кучу листьев, — обнаружился толстый корень и около него два кирпича, глубоко вдавленные в
землю. Он
приподнял их — под ними оказался кусок кровельного железа, под железом — квадратная дощечка, наконец предо мною открылась большая дыра, уходя под корень.
Пораженный этим неожиданным зрелищем, прохожий стоял уже несколько минут неподвижно на одном месте, как вдруг слабый, едва слышный стон долетел до его слуха, и в то же время ему показалось, что среди большой груды тел, в том самом месте, где поперечная дорога выходила на поляну, кто-то
приподнял с усилием голову и, вздохнув тяжело, опустил ее опять на
землю.
Несколько секунд Фома не двигался и молчал, со страхом и изумлением глядя на отца, но потом бросился к Игнату,
приподнял его голову
с земли и взглянул в лицо ему.
Он даже испытал нечто близкое припадку ужаса: как-то утром его разбудил вой и крик на фабричном дворе,
приподняв голову
с подушки, он увидал, что по белой, гладкой стене склада мчится буйная толпа теней, они подпрыгивают, размахивая руками, и, казалось, двигают по
земле всё здание склада.
Козел вдруг
приподнял голову
с земли и уставился на Василя оторопелым, бессмысленным взглядом.
Блеснула шашка. Раз, — и два!
И покатилась голова…
И окровавленной рукою
С земли он
приподнял ее.
И острой шашки лезвее
Обтер волнистою косою.
Потом, бездушное чело
Одевши буркою косматой,
Он вышел, и прыгнул в седло.
Послушный конь его, объятый
Внезапно страхом неземным,
Храпит и пенится под ним:
Щетиной грива, — ржет и пышет,
Грызет стальные удила,
Ни слов, ни повода не слышит,
И мчится в горы как стрела.
И вот в одно из таких мгновений она ясно почувствовала, что отделяется от
земли. Чьи-то сильные руки поднимают ее
с сена… Ее отяжелевшая голова опускается на чье-то плечо… Сквозь полусознание мелькают лица спящих австрийцев перед глазами… Бледный свет фонаря слабо мигает, борясь
с серым рассветом раннего утра… Вдруг, свежая, холодная струя воздуха врывается ей в легкие, приятно холодит голову, будит сознание, бодрит тело, и Милица
приподнимает с трудом веки, сделав невероятное усилие над собой.
Фридрих Адольфович
с минуту постоял в раздумье над Юриком. Потом, убедившись, что дети не едут за ним и что они, должно быть, испугавшись и окончательно растерявшись, повернули обратно на хутор, он осторожно
приподнял бесчувственного Юрика
с земли. «Юрик! Бедний! Несшастный мальшик!» — говорил он все время.
— Уррра! — кричит она. — Нашел, нашел твоя сапога, нашел, товарыщ! — И, двумя пальцами
приподняв калошу
с земли, она несет ее Феде.